prose
stringlengths
3
1.32k
poetry
stringlengths
5
2.28k
Я поднялся на гору и остановился: прохладный воздух был неподвижен,
Я вышел на пригорок - и застыл: Прохладный воздух неподвижен был,
И на цветах, что глаза тусклые И стемы так стыдливо гнутся
И на цветах, что взоры потупляют И стебли так стыдливо изгибают
5 Кротким дуновением ветра они высыпали, слегка пошатнувшись,
5 От нежного дыханья ветерка,- Переливались, трепеща слегка,
И облака побелили шпагат,
Алмазы прослезившейся денницы; И облаков белели вереницы,
Как снежная лихорадка овечьих стад, 10 То, что спит сладко в лучах небес.
Как снежное руно овечьих стад, 10 Что на лугах небесных сладко спят.
10Что сладостно в срединах небес? Временами был лишь короткий шорох, как будто сам мир вздохнул со стальным вздохом, но тени светлых ветвей и листьев
10 Что на лугах небесных сладко спят. Порой лишь проносился шелест краткий, Как будто сам покой вздыхал украдкой, Но тени легких веток и листвы
Я оглянулся по сторонам, и вид наполнил и насытил мой жадный вздох: Дорога - это темная, свежая полоса.
Не шевелились средь густой травы. 15 Я поглядел вокруг, и вид отрадный Наполнил и насытил взор мой жадный: Дорога темной свежей полосой
И сочные лужи на склонах гуляют потоками студентов.
И сочные кустарники на склонах 20 Скрывали русла ручейков студеных.
Я видел так ясно, так широко! Меркурий, летящий легко,
Так ясно видел я, так широко! Меркурием, несущимся легко,
Я почувствовал себя... И взволнован весенним цветением - розовым, зеленым,
Я ощутил себя... И окрыленный Весной цветущей - розовой, зеленой,
25 Я начал собирать ей подарки в букет ароматный, пышный, нежный, яркий.
25 Я начал собирать ее подарки В букет душистый, пышный, нежный, яркий.
О, майские цветы в суете пчел! Вы рисуете сад, лес и доллар;
О майские цветы в жужжанье пчел! Вы красите и сад, и лес, и дол;
I love to have rakita in the shade, and the grass is thick
Люблю, чтобы ракита золотая 30 Вас осеняла, и трава густая
Учился, и мрак бы под ним потемнел, Фиалки пропитались корнями.
Студила, и темнел бы мох под ней, Фиалками пронизан до корней.
Мне нужен и орех, и легкий соус
Мне нужен и орешник в колкой плети Шиповника, и легкие соцветья
35 О медовухе, которая пьет ветер, и, конечно, о молодом человеке,
35 На жимолости, пьющей ветерок; И непременно - молодой росток,
Которые простираются рядом с древними буками, От корней, как флоксы внуков.
Какие тянутся близ древних буков, Из кряжистых корней, как стайка внуков.
И пусть весна, цветущая из-под твоих корней, ревет о красоте твоих детей,
И пусть родник, что бьет из-под корней, 40 Журчит о прелести своих детей,
Лазурные колокола; несчастные, Он проливает слезы их красоты в тщеславии:
Лазурных колокольчиков; несчастный, Он слезы льет об их красе напрасной:
Они умрут по прихоти человека, одолженного у бабки.
Они умрут по прихоти людской, Оборваны младенческой рукой.
45 Но где ваши горячие ученики, золотые наивы?
45 Но где же ваши жаркие зрачки, Златые ноготки?
Встряхните влажный сон сияющими веками: Великое Аполло
С лучистых век стряхните влажный сон: Великий Аполлон
Он сам велел тебе написать песню в честь твоего дня рождения50 Под звуки арфы!
Сам повелел в честь вашего рожденья 50 Под звуки арф устроить песнопенья!
Но когда он снова поцелует тебя, радость моего сердца и моих глаз,
Когда же вновь он поцелует вас, Отрада сердца моего и глаз, -
55 Вот стебель дикого гороха на цыпочках: их цветы, как розовые бабочки, скрипят, но их тонкие пальцы туго сжимаются.
55 Вот дикого горошка стебельки На цыпочки привстали: их цветки, Как розовые бабочки, крылаты, Но тоненькие пальцы крепко сжаты.
Встаньте немного на изгибающихся мостах над ручьем, в прибрежных камышах, -
Постой чуть-чуть на гнущихся мостках 60 Над ручейком, в прибрежных тростниках, -
Какая история голубей в природе, движущихся в невесомости!
Какая голубиная истома В природе, движущейся невесомо!
Как тихо на изгибе струящегося ручья: никаких свистящих звуков
Как тихо вдоль излучины течет Здесь ручеек: ни звука не шепнет
65 К кипящим ветвям! Как медлительны птицы, летящие сквозь тень ивы!
65 Ветвям склоненным! Как неторопливо Плывут травинки через тень от ивы!
У вас будет время прочитать два сонета, пока вода не вынесет их снова
Успеешь два сонета прочитать, Пока вода их вынесет опять
На скоростную полосу, где свежий поток 70 бормочет на камешки морали.
На быстрину, где свежее теченье 70 Бормочет камушкам нравоученья.
Там пескари стоят против струй, и блаженство жаждет.
Там, извиваясь, пескари стоят Навстречу струям, и блаженство длят
В жарких дождях, смешанных с прохладой и не наполненных радостью,
В лучах горячих, смешанных с прохладой, И не насытившись своей усладой,
75 Погрузив живот в песок, они ложатся на чистое дно, только чтобы протянуть руку.
75 Брюшком в песок ложатся отдохнуть На чистом дне; лишь руку протянуть -
Они исчезнут мгновенно, но стоит отвернуться - они немедленно осмелятся и вернутся.
Исчезнут вмиг, но стоит отвернуться - Тотчас же осмелеют и вернутся.
Маленькие волны бегут в жару под водой, где в зелени резьбы они остывают, а в прохладе мягкой,
Тотчас же осмелеют и вернутся. Малютки-волны забегают в зной 80 Под бережок, где в зелени резной Они остынут и, в прохладе нежась,
Настоящим друзьям свойственно кормить друг друга своей щедростью.
Таков обычай истинных друзей - Питать друг друга щедростью своей.
85 И иногда будут плескаться ветви, которые низко висят над водой,
85 Порой щеглы посыплются гурьбою С ветвей, нависших низко над водою,
Немного выпьют, пошатнутся, пощебечут, пожухнут - и вдруг лопнут,
Попьют чуть-чуть, встряхнутся, щебетнут, Пригладят перышки - и вдруг порхнут,
Как дети, вдали - и заряженные, мерцающие, 90-цветные крылья черные и золотые.
Как дети, прочь - и зарябит, мелькая, 90 Окраска крыльев черно-золотая.
90 Раскрашивание крыльев в черный и золотой цвета. Ах, если среди такой красоты внезапный звук прерывает мои мечты, пусть это будет приятный шорох платья
90 Окраска крыльев черно-золотая. Ах, если средь подобной красоты Внезапный звук прервет мои мечты, Пусть это будет милый шелест платья
95 Разбитый на пух - и легкий ряд ступенек среди эластичных стел и цветов.
95 Разбитой в пух, - и легкий ритм шагов Среди упругих стеблей и цветов.
Как она будет нежно краснеть, пойманная на серенькой мысли!
Каким она румянцем вспыхнет нежным, Застигнута в раздумье безмятежном!
Как улыбаться, не поднимая глаз 100 Когда я помогаю через ручей
Как улыбнется, не подняв очей, 100 Когда я помогу через ручей
Ей пройти... О мягкое прикосновение ее рук и легкое дыхание,
Ей перейти... О нежное касанье Ее руки, и легкое дыханье,
И быстрый рывок из-под земли, когда она оглядывается назад!
И из-под русых прядей быстрый взгляд, Когда она оглянется назад!
105 Что дальше? Вечернее сияние Rosy Primulas здесь, чтобы расслабиться.
105 Что далее? Вечернее свеченье Росистых примул,- здесь отдохновенье
Он найдет много времени, чтобы осмотреться; он мог быть потерян во сне, когда был рядом.
Найдет надолго взгляд; забыться сном Сознанье бы могло, когда б кругом
Почки в глазах не открывались, и мотыльки не кружились вокруг них;
Бутоны на глазах не раскрывались 110 И мотыльки вкруг них не увивались;
110 И мотыльки вокруг них не кружились; Когда серебристые каймы над облаком, и сама луна, голубая, плывет на небосвод...
110 И мотыльки вкруг них не увивались; Когда б не серебристая кайма Над облачком; и вот луна сама, Сияя, в небосвод вплывает синий...
Ты сливаешься с потоками, с росой в листве, с загадочными мечтами,
Сливаешься с хрустальными ручьями, С росой в листве, с таинственными снами,
Вы держите в руках кричалки и кричалки, мечтателей и певцов.
Хранишь затворников и мудрецов, 120 Мечтателей бродячих и певцов.
Твоя доброжелательная улыбка, которая подталкивает бессонный разум к сонливости;
Хвала твоей улыбке благосклонной, Что к вымыслам склоняет ум бессонный;
Принимая твой блеск, философ мыслит и создает поэта.
Вбирая твой благословенный свет, Философ мыслит и творит поэт.
В строгом ряду строк стихов видны изгибы горных сосен;
125 За строгим рядом строчек стихотворных Нам видятся изгибы сосен горных;
Вокруг нас неторопливо кружится струящийся поток катаклизмов;
Неспешное круженье плавных фраз Боярышником обступает нас;
Когда, после летящей сказки, мы вбегаем с головокружительным ароматом,
Когда же вслед за сказкою летящей 130 Мы мчим, вдыхая аромат пьянящий,
Цветущие лавровый лист и лепестки роз
Цветущий лавр и розы лепестки Прохладою касаются щеки;
Жасмин уныло крутит головой и отскакивает от Боба
Жасмин сплетается над головою С шиповником и щедрою лозою
135 сортов винограда, и на ногтях колеблется ручей.
135 Хмельного винограда; а у ног Хрустальным голосом звенит поток.
И все же, одержимые, мы парим над миром и идем сквозь кудрявые облака.
И все забыв, над миром мы взмываем И по кудрявым облакам ступаем.
Так воспламенилась неизвестная певица, как нам описала судьбу Психеи
Вот так певец безвестный воспарял, 140 Что нам судьбу Психеи описал
Страсти по Купиду: первое прикосновение к губам и щекам, и к бокам, и к долям,
И страсть Амура: первые касанья Их губ и щек, и вздохи, и лобзанья,
И жар, и потливость горячего неба, и под ртом трепещут влажные веки,
Объятий жар, и сладость пылких нег, И под устами трепет влажных век;
И под ртом трепещет мокрые веки; 145 Запрещенный свет - исчезновение - И гром и мрак - разлука - несчастье - И как они обрели блаженство
И под устами трепет влажных век; 145 Запретной лампы свет - исчезновенье - И гром и мрак - разлуку - злоключенья, - И как они блаженство обрели
Так пел человек, который, подняв покрывало зелени, открыл нам тайны леса,
Так пел и тот, кто, зелени завесу 150 Раздвинув, приоткрыл нам тайны леса,
Там, где толстосумы немножко шелестели, скрывая фастфуды и дриады,
Где заросли чуть слышно шелестят, Скрывая быстрых фавнов и дриад,
Танцующие на солнечных лучах В гирляндах и венках ароматные.
Танцующих на солнечных полянах В гирляндах и венках благоуханных.
В гирляндах и венках из гранита он рассказывал нам о том ужасе, который испытывала Минга, бежавшая через форты: О бедная нимфа! О неутешительная!
В гирляндах и венках благоуханных. 155 Испуг Сиринги он поведал нам, От Пана убегавшей по лесам; О нимфа бедная! О безутешный
И древний бард, чьим воображением был Нарцисс, чтобы утонуть в истощении
И древний бард, чьему воображенью Предстал Нарцисс, к воде в изнеможенье
Тот, кто посмотрел, тоже посмотрел и вышел в красивое место, как во сне.
Приникший, - так когда-то брел и он, И вышел на прелестную как сон,
Уединенное место, где сияло и отражалось лесное озеро
165 Укромную поляну, где сияло Лесное озерцо и отражало
Лазурное небо в чистейшем глаженье диких ветвей - это запутанная история.
Лазурь небес в своей чистейшей глади И диких веток спутанные пряди.
А потом увидел простой цветок: 170 небес и грустно одиноко,
И тут он увидал простой цветок: 170 Неярок и печально одинок,
Он неподвижно стоял над водой: "И его потянуло к себе,
Он над водою замер без движенья "И к своему тянулся отраженью,
Не слыша ветра, он вытаскивал себя из последнего, мучился и любил.
Не слыша ветра, из последних сил Тянулся, и томился, и любил.
И бард стоял на этом месте неистово, когда мы видим странное и сокрытое
И бард стоял на этом месте чудном, Когда виденьем странным и подспудным
Но где, как не на краю вселенной бродил создатель вдохновенной песни?
Но где, но на каком краю вселенной 180 Блуждал создатель песни вдохновенной,
Вечно молодой, как чистейший ключ, как яркий лунный луч,
Той вечно юной, как чистейший ключ, Как светлый лунный луч,
Что удивительного - и необычного - увиденное ночью дает человеку
Что страннику в ночи дарит виденья Чудесные - и неземное пенье
Приносит шелковистый блеск звезд из цветочных гнезд?
185 Доносит от цветочных пышных гнезд И шелковистого сиянья звезд?
О, далеко! За границами зелени поэт нашел обаятельное слово,
О, далеко! за гранями земного Нашел поэт чарующее слово,
И в те волшебные дни он встретил тебя, божественный Эндимион!
И в тех волшебных далях встретил он 190 Тебя, божественный Эндимион!
И он стоял над миртовым валом на склоне Латмы; ветер, легкий,
И он стоял над миртовой долиной На склоне Латма; ветер, легкокрыл,
На склоне Латмы; ветер, легкое крыло, с высоты Дианы
На склоне Латма; ветер, легкокрыл, От алтаря Дианы доносил
Из уст Дианы звучали торжественные гимны в честь богинь,
От алтаря Дианы доносил 195 Торжественные гимны в честь богини,
195 Торжественные гимны в честь богини, которая входит в искушение в своей звездно-голубой.
195 Торжественные гимны в честь богини, Вступающей в чертог свой звездно-синий.
Лицо ее было ясным, как детский газ, и запах ризничного дыма
Был ясен лик ее, как детский взгляд, И жертвенного дыма аромат
Она была милой - но жестокой, одинокой.
Ей сладок был, - но над судьбой жестокой, 200 Над этой красотою одинокой
Королева Хивена, Светлая Королева! Независимо от того, насколько одинок факел, он не будет соответствовать.
Царица неба! светлая царица! Как ни единый светоч не сравнится
На каком языке, честном и прозрачном, я мог бы говорить о той брачной ночи?
Какой язык, медовый и прозрачный, Сказать бы смог об этой ночи брачной?
Твое вялое дыхание, и робость, и тайное блаженство ожидания.
Твой томный взор, и робость, и желанье, И тайного блаженства ожиданье.
Он дышал свежим воздухом вечером, вливал молодость в свои шелухи,
Погожий вечер свежестью дышал, В мужей он бодрость юную вливал,
И каждый ходил, как воин под ногами, как гордый Аполло у подножия гроба, и жена была с пылкой, трепетной красотой.
В мужей он бодрость юную вливал, 215 И каждый шел, как воин под знамена, Как гордый Аполлон к подножью трона; А жены пылкой, трепетной красой
Прохладный зефир смузи, 220 Вход в дом дал исцеление
Прохладного зефира дуновенье, 220 Входя в дома, дарило исцеленье
Больной, испуганный, впал, наконец, в глубокий, глубокий сон.
Больным; кто был горячкой истомлен, Впал наконец в глубокий, крепкий сон, -
И вскоре он проснулся: лихорадка, боль, жажда - все исчезло.
И вскоре пробудился: лихорадка, Боль, жажда, - все исчезло без остатка,
225 И взгляд радости обращен к друзьям, но они, не видя собственных глаз,
225 И взгляд веселый обращен к друзьям; А те, не веря собственным глазам,
Воскресшего целуют и прижимают к сердцу.
Воскресшего целуют и ласкают, И тормошат, и к сердцу прижимают.
И юноши и девушки смотрели друг на друга в течение часа.
А юноши и девы в этот час 230 Друг с друга не сводили ярких глаз